- Уже?
- А чего тянуть. Комитетчики требуют, чтобы ты полетел на Луну и что-то нашёл, значит, полетишь. Но у нас свои задачи, оборону Родины крепить, так что и задание у экипажа будет своё, от Министерства обороны, базу в колодце будем восстанавливать. А то американцы зашевелились, понимаешь, шастают как к себе домой, в этом районе уже всё облазили, африканцы тоже заинтересовались, как будто там им мёдом намазано, взять и отдать кусок Луны империалистам мы права не имеем. В общем, готовься, повидайся с кем нужно, с дочкой там, тестем бывшим, - генерал встал, - а мы с тобой после полёта поговорим, товарищ подполковник.
И подмигнул еле заметно.
Намёков я решительно не понимал, встречи с чужой дочкой слегка опасался, а бывшего тестя вообще не знал. Точнее говоря, в лицо-то видел, в энциклопедии секретарю Центрального комитета партии была посвящена небольшая статья на треть колонки, половину из которой занимала фотография. О том, чем занимался товарищ Аграмян до своего назначения на этот ответственный пост, не говорилось, что делают секретари ЦК, я понятия не имел. Секретарша нашего главврача, та в основном ногти полировала и трепалась по телефону, не думаю, что этот Левон Геворкович свой рабочий день так же проводил. Как найти общую тему для разговора с этим человеком, уровнем повыше нашего мэра, да что там мэра, министра какого-нибудь, не представлял совершенно. Не вращался Димка Куприн в таких высоких сферах, среди сильных мира сего, точнее, того, не о рыбалке же с ними говорить и о бабах, наверняка темы для разговоров возвышенные.
С детьми, с теми проще - они заняты сами собой, на вопросы отвечают односложно и в основном в гаджеты втыкают, здесь с этим победнее, но приставки есть. Дочке Соболева исполнилось семнадцать, у девочки, наверное, одни парни на уме и косметика, да и по возрасту я с ней, если настоящего брать, довольно близок. Та же Вика, только чуть помоложе и в советском антураже.
И как вишенка на торте - бывшая жена, которая наверняка дочку одну не отпустит, Ирина Викторовна. Почему не Левоновна, задал я себе вопрос, и тут же на него ответил. Да пофиг. Может, здесь так принято, или дочка она только по названию этого Аграмяна, я эту женщину один раз видел, и второй уже что-то не тянет.
Значит, задача номер один - как можно побыстрее свалить с этой планеты, не отвлекаясь на друзей и родственников персонажа. А задача номер два - свалить с этой планеты как можно быстрее при помощи других людей, потому что сам я этого не сделаю. Не сумею.
Слово «бортинженер» звучало угрожающе. Одно дело давать разряд на электроды или гастроскоп в горло засунуть, и совсем другое - починить какой-нибудь ядерный двигатель.
- Не какой-нибудь, а ЭРДЯН-200 дробь 3, - борттехник Моисеев, мужчина моего возраста, встретил меня в понедельник в 8-00 на учебной базе, которая располагалась почти через стенку от казармы. Борттехник был одет в серый костюм и белоснежную рубашку, на пиджаке красовалась маленькая золотая ракета с номером 3126. - Электрический ракетный двигатель с ядерной накачкой мощностью 200 киловатт, третий выпуск. Починить, в принципе, можно, если в орбитальный док доставить, а потом спустить сюда, и если сам двигатель сломается. Ну а если батарейка, скажем, на Луне…
Он многозначительно замолчал.
- Что тогда? - не стал я мучить человека.
- Тогда надо отбежать на сорок километров и лечь так, чтобы не зацепило взрывной волной, - выдал борттехник.
Видимо, это была шутка, потому что он засмеялся, показывая прокуренные зубы, пришлось поддержать.
Многоцелевой космический челнок «Орёл-8», похожий на небольшой самолёт, с двумя разгонными блоками под крыльями, поднимали на границу мезосферы самолётом раз в десять больше, и там отстыковывали. Автоматически включались разгонные блоки, выводя космоплан в ближний космос, а там уже, на орбите, к нему на орбитальной станции цепляли те самые ЭРДЯН-200/3, которые разгоняли челнок для дальних полётов, или ионные двигатели - для очень дальних. Всё операции выполняла автоматика, пилоту оставалось сидеть и мечтать, чтобы ничего внештатного не случилось. Или наоборот - чтобы случилось, и тогда корабль переходил на ручное управление. Топливо, которое оставалось в разгонных блоках, позволяло прилуниться и взлететь минимум два раза, когда оно почти заканчивалось, в носовых частях оставался термоядерный заряд, способный разнести чужую космическую станцию. На всякий случай.
Для таких всяких случаев у челнока имелась лазерная пушка, питавшаяся от всё той же ядерной батареи, обычный крупнокалиберный пулемёт и сотня небольших управляемых торпед, а у экипажа - стрелковое оружие. Основной экипаж состоял из пяти человек - единственного пилота, командира корабля, стрелка-радиста, десантника и бортинженера. В конкретном случае - меня.
Бортинженера ещё называли пассажиром, потому что ничего действительно важного он делать не мог - критические узлы защищались от взлома и взрывались, стоило в них залезть, а некритических узлов на космическом корабле почти не было. Поэтому бортинженер вёл журнал полёта, следил за космическим пейзажем и при необходимости мог заварить пробоину или подлечить одного из своих коллег. Ещё три места на челноке предназначались для боевой или спасательной группы, тут уж штатный десантник занимал место их командира.
Соболеву, а точнее - мне, повезло. Прежняя космическая программа, «Спираль-4», завершилась три года назад, началась новая, «Заря-1», космический флот меняли, убирая ненужный ручной труд, и всех космонавтов переучивали, а точнее, отучали делать то, что они делали раньше.
С понедельника я занимался тем, что на модели корабля переставлял блоки, включал и выключал системы очистки и рекуперации, а так же пытался на тренажёре пристыковать челнок к станции, не подающей признаков жизни. Как это делается, я не знал, но стоило отвлечься - специально подумать о чём-то постороннем, и руки сами находили то, что нужно. То, что у тела Соболева есть мышечная память, это я понял, когда разбросал дружков героя-любовника доктора Брумель. Тогда я отключился, и бил и калечил на автомате. Точно так же и с космическим кораблём.
«Не надо прислушиваться, как работает сердце», - говорил наш терапевт нервным пациентам, жалующимся на сердцебиение, - «оно прекрасно справится само, вы ему только мешаете.»
Я не мешал, думая об Алисе Нестеровой. Несмотря на предостережения отчима, у нас с ней всё развивалось, как и других нормальных пар. Сначала поругались, потом переспали, и теперь налаживали отношения. Тут помогли телескоп и интернет, что бы там женщины не говорили, они любят умных мужчин и романтику, а что может быть романтичнее, чем звёзды, и эрудированный молодой человек, рассказывающий о созвездиях.
- Ты уснул? - Моисеев в один из таких моментов, объясняя нехитрое, если для чайников, устройство электрического двигателя, подозрительно на меня посмотрел. - Майор Соболев, отставить витать в облаках.
Борттехник был на одно звание старше меня, и поэтому иногда себе такие вот выпады позволял, а что, имел право. Тут я сам ступил, справедливо замечено, мечтать надо на тренажёре или в тире - стрелял Соболев получше меня, хоть я и тренировался в полицейском подвале иногда.
В занятиях с борттехником было одно «но», Моисеев с нами не летел. А кто остальные члены команды, я не знал, мой круг общения ограничивался Сайкиным, который, получив велосипед, настойчиво тянул меня в сторону мотоклуба, соседом по комнате - капитаном, прилетевшим с Байконура за новой партией двигателей, и, собственно, вот этим подполковником инженерной службы. Выпускать меня выпускали, но просто так, без дела, по улицам закрытого городка днём никто не шастал, и вечером - тем более, работали в три смены, а отдыхали на другом берегу Волги, там, где располагался новый циклотрон.
Телевизор я и дома-то не смотрю, а тут, с двенадцатью каналами, по которым передавали почти одно и тоже, смысла не было. Капитан, если появлялся, включал хоккей или бокс в записи, я лежал на кровати и листал на планшете бесконечные схемы, графики, инструкции и описания. Обыденность полётов в космос слегка нервировала, если в обычной реальности для этого требовались специальная подготовка и долгие годы обучения, здесь, похоже, любой желающий мог сесть за штурвал, нажать кнопку и почувствовать себя героем галактики.