- Чуров ещё взглянет, но похоже, нет там ничего серьёзного, - сказал он завхирургии. - А вот с печенью беда, долго не протянет.

- Сама знаю. Смотри, - она кивнула на монитор, - какой-то паренёк к нему пришёл, не от твоей жены?

- Нет, Зинка такими не занимается, город по любому заплатит. Смотри, нервничает Лямфельд, чего это с ним?

Завотделением включила звук, выбрала прикроватный микрофон.

- Я заплачу, - Лямфельд говорил тихо, но очень взволнованно, - я всё отдам, заработаю и отдам. Мне не сказали, что страховку нельзя платить при минусе, а если не предупредили, то это не моя вина. Я буду жаловаться.

- Обратитесь в суд, - паренёк встал, убирая планшет в портфель. - Вы же юрист, знаете, как это делать. Или в полицию заявление напишите. А если серьёзно, то напоминаю, ваш долг - сто сорок восемь тысяч триста пять, не закроете сами, спишем с поручителей. Прощайте, Семён Львович, девятьсот пятьдесят единиц спишутся за вызов, точнее, отразятся на балансе.

Лямфельд дёрнулся, словно пытаясь схватить парнишку за горло, но тот отошёл на шаг, равнодушно улыбаясь. А потом повернулся и вышел из палаты. Бывший адвокат закатил глаза, в уголке рта показалась пена, тело сотрясалось от судорог. Завхирургии вдавила кнопку вызова.

- Реанимацию в третью палату, срочно, - спокойно сказала она. - Мария Петровна, выясните, кто впустил в палату страхового агента, я эту сволочь своими руками задушу.

(7). Сторона 2. 18 апреля, суббота.

(7). Сторона 2. 18 апреля, суббота.

Я махал метлой, сметая человеческие отходы в лавсановый мешок - одноразовых местным дворникам не полагалось. За семь дней игра успела поднадоесть, а главное, раздражала невозможностью отсюда выйти. Что я только не делал, и искал дверь с подсказкой, и пытался разные предметы не по назначению использовать, окружающая реальность с каждым разом подтверждала, что она или действительно реальная, или как симуляция сделана на фантастическом уровне.

Зато эротическая составляющая оказалась на высоте. Доктор Брумель была женщиной страстной и решительной, осмотр закончился на кушетке, и к следующему пациенту, который пришёл без четверти четыре, мы только-только закончили. Тут тело Соболева не подвело, несмотря на пожилой возраст и общее состояние, на время я даже забыл, что я - это не я, и полностью отдался процессу. Времени едва хватило, чтобы Оксана закрыла больничный.

- Ты бы в милицию обратился, - сказала она, - на боку синяк, словно тебе кто-то по селезёнке ударил. Я написала в заключении, но странно, что в больнице этого не заметили. Не помнишь, что произошло?

- Нет, как отшибло, - честно ответил я. - Да и ладно, вроде на поправку иду.

- Это мы ещё узнаем, держи, - из узкой щели в столе появился кусок бумажной ленты, - анализы в сто втором кабинете, прямо сейчас туда сходи. Заодно просветят.

- Да здоров я. Вроде и проверили, всё функционирует нормально.

- Николай Павлович, - строго сказала доктор, - здесь я врач, и я решаю, здоровы вы или нет. Будете спорить, положу в стационар. Коля, пожалуйста, сделай это ради меня.

В сто втором кабинете меня положили в настоящий аппарат МРТ, кольцо прошло от макушки до пяток за десять минут, потом облепили электродами с присосками, распечатали кардиограмму, взяли кровь из вены и заставили наполнить баночку. Пожилой врач только вздыхала, и выдала под конец про излишества, которые мне противопоказаны. И что анализы будут готовы в понедельник.

Именно в тот день я задумался, а как вообще Соболев попал в больницу. Понятно, что он был алкоголиком, то завязывался, то развязывался, но почему он сорвался именно в этот раз, не мешало бы выяснить.

- Скажите, а как получить выписку из больницы? - спросил я у чёрно-белой парочки за стойкой.

И сразу после поликлиники отправился в библиотеку за учебниками, только ничего из этого не вышло. Учебник по токсикологии мне не дали, ни в печатном виде, ни в электронном, потому что дворнику, а отметка с места работы стояла в абонементе, это не нужно. Пришлось листать медицинскую энциклопедию, издание 2004 года, в надежде найти хоть что-то похожее. Вот когда я пожалел, что не пошёл учиться дальше.

Соболева привезла в больницу скорая, уже тогда у моего тела была температура, его рвало, сознание было спутанным. Тахикардия, то есть очень частый пульс, высокое давление, расширенные зрачки, сухость слизистых, отсутствие реакции на свет и выраженный запах алкоголя изо рта - с такими симптомами ему промыли желудок и положили в реанимацию, где майор впал в кому, а потом умер. Вскрыть Соболева не успели, он, то есть уже я, ожил и начал качать права. Зато после этого я резко пошёл на поправку, и меня выписали с алкогольным отравлением - в крови этой гадости было хоть заново пей.

Только от этанола люди не слепнут, точнее говоря, могу и ослепнуть, но для этого надо выпить очень много, а потом держать спирт в себе. Но наш народ изобретателен, когда дело касается самовредительства, привозили к нам в реанимацию разных умников, которые в водку чего только не добавляли. Атропин, к примеру, или какой-нибудь тропикамид. Такая гремучая смесь вполне могла дать что-то подобное, и здесь возникал вопрос, где и с кем Соболев решил набадяжить смеси для галюнов, алкаши, они ведь люди в основном компанейские, если и пьют в одиночестве, то дома, а не на улицах в холод. Жаль, с Василичем тут не посоветуешься, наш врач-медэксперт был дока по отравлениям, он бы подсказал. Но Чуров пропал вместе с настоящей реальностью, и мысленно я с ним на всякий случай попрощался.

В пятницу ночью мне резко поплохело, такое впечатление, что организм взбунтовался, и решил взять реванш за все несколько дней относительно неплохого самочувствия. Я еле выдержал до первого укола, но и после него стало легче всего на несколько часов, большую часть дня я провёл на кровати в полубреду, периодически срываясь в туалет, и под вечер не выдержал, вколол вторую ампулу. Игра - она должна удовольствие доставлять, а не страдания, так что я особо не переживал. Даже подумал, что смерть и есть этот выход, который я искал.

Этого укола хватило тоже ненадолго, в рвоте и моче появилась кровь, я едва дотерпел до утра, в девять ноль-ноль снова загнал иглу в вену, на этот раз с двумя кубиками.

И как отпустило, словно из тела всё плохое вытащили, в живой воде промыли и обратно засунули. Я даже физически это не только ощутил, оно и увидел, из глаз пропала желтизна, кожа порозовела, шрамы стали незаметнее. Появился аппетит, благо в холодильнике нашлись яйца, молоко и колбаса. Глазунья с пятью ярко-жёлтыми желтками, три бутерброда в два пальца толщиной, полная пивная кружка, только пива в ней не было. Считай, первый раз за неделю поел с удовольствием, и тяжести в желудке не обнаружил. Ещё вчера после такого количества жиров и углеводов поджелудочная мне бы устроила концерт на пару с печенью, а тут - ничего, никаких неприятных ощущений.

Так что физический труд на свежем воздухе только в радость пошёл, даже огромная собачья какашка на газоне не испортила настроения.

- Палыч, это Анохина из четырнадцатой, её псина, - мстительно стукнула на соседку бабка со второго этажа, свесившись чуть ли не по пояс. - Сказала, что чихала она на штрафы.

- Анохина, значит, - я достал из кармана бумажный пакет, аккуратно совком забросил туда вонючую колбасину, добавил для веса обломок кирпича. - Это та, которая с доберманом по утрам гуляет? Да, видел, не убирает за собой. Четырнадцатая квартира, говоришь?

- Она, она, - закивала бабка. И пальцем ткнула в соседнее окно.

Ну раз четырнадцатая, значит, четырнадцатая. Бросил камушек в стекло. Через несколько секунд створка распахнулась, и в окно выглянула Анохина, ухоженная женщина средних лет, продавщица из местного магазина.

- Я тебе покидаю, - предупредила она. - Хулиган. На пятнадцать суток сядешь.

Вместо ответа размахнулся, швырнул пакетик точно в неё, женщина инстинктивно отклонилась, и посылка влетела в комнату. Окно тут же затворилось, но не до конца, слышны были крики, ругательства и обещание пожаловаться в местком - значит, Анохина до сюрприза добралась.